Send as Postcard

На месте построенного в XIX веке дома № 42 в петровское время стоял двухэтажный с мансардой дом князя В В. Долгорукова. За участие в заговоре царевича Алексея в 1718 году его лишили всех чинов и имений и сослали в Казань. Его дом на Мойке отошел в казну и в 1720 году отдан генерал-полицмейстерской канцелярии. Вскоре, в 1730-х годах, зодчий М. Г. Земцов перестроил его, в 1750-х годах над центральной частью дома была построена башня. С середины XVIII века за домом устойчиво закрепилось название «Дом главной полиции».
Этот новый орган был создан Петром 1 в 1718 году - в Петербурге (впервые в России) была создана генерал-полицмейстерская канцелярия. Во главе ее был поставлен бывший юнга португалец А. Э. Девьер, любимец Петра, его генерал-адъютант... Генерал-полицмейстер получил от Петра инструкцию: «пункты, как врученное дело выполнять». 12 статей этих пунктов определяли обязанности полиции относительно правильности городских построек, чистоты на улицах, площадях и рынках; порядка и безопасности от воров и лихих людей и т. д.
Особые пункты предусматривали противопожарные меры. Полиция должна была расставить «в удобных местах» пожарные инструменты, а все обыватели были обязаны «бегать на пожары без замедления с. установленными орудиями для тушения». (Заметим, что сам Петр, узнав о пожаре, немедля мчался туда в своей двуколке и сам, нередко с опасностью Для жизни, участвовал в тушении пожара.)
Полиция наблюдала за опрятностью рынков и свежестью продаваемых продуктов. Возможно, эта мера обусловила редкость эпидемических заболеваний в Петербурге петровского времени. Так, например, когда вблизи города свирепствовала чума (она доходила до Нарвы и Копорья), Петербурга эта эпидемия не коснулась.
Полиции вменялась в обязанность борьба с нищенством - карались не только просящие, но и дающие. Впрочем, это не Распространялось на арестантов - их водили «в связках» по городу, и они кормились в остроге (он находился на нынешней площади Труда) только за счет подаяний.
Несмотря на усилия полиции, в городе было много «во-Ровства и всякого непотребства». Грабежи случались средь белого дня, на глазах у сотен людей, но большей частью ос. тавалксь безнаказанными. Правда, с 1719 года по веем ули. цам были сооружены шлагбаумы, будочники по ночам опус. кали их с целью «прекращения воровских проходов и всяких непотребных людей». Особые сыщики разыскивали таких людей по притонам и кабакам.
Кабаки в праздничные дни закрывались, а в будни запирались под вечер («как пробьют набат»).
Домовладельцы обязаны были извещать полицию о всех приезжающих к ним, а также о принимаемых по найму на работу. Каждый нанимающийся должен был иметь «поручную запись» - документ, выполнявший функции паспорта.
Обыватели страшились не только «лихих людей», полиции приходилось охранять город от зверей. Окрестные леса кишели волками, они часто стаями забегали в город. Известно, что волки загрызли нескольких солдат у Литейного двора (на нынешнем Литейном проспекте), загрызли служанку Мен-шикова у самого крыльца дома князя, в 1719 году разорвали часового на месте нынешней площади Восстания, разрывали могилы на кладбищах и пожирали трупы (например, на кладбище, которое находилось на современной улице Рубинштейна) .
Полиции был вменен в обязанность и контроль за мощением улиц. Одним из первых распоряжений Девьера было издание правил мощения. Полицмейстер предписывал: «Каждому жителю против своего двора посыпать песком и камнем мостить гладко, как будет показано от мастеров...»
Относительно укрепления берегов Невы, Мойки и Фонтанки Девьер предписывал: «по реке и по протокам, чтобы каждый против своего двора сваи бил и к сваям фашины и землею засыпал крепко-накрепко».
За нарушение полицейских предписаний домовладельцы подвергались наказанию кнутом и ссылке на каторгу, а имущество их отбиралось в казну.
На улицах Петербурга надлежало соблюдать чистоту, «чтобы никакого скаредства и мертвечины не валялось». Каждый домовладелец обязан был против своего двора рано утром или поздно вечером сметать сор и поправлять выломанные из мостовой камни. Надо сказать, что с 1714 года для мощения улиц велено было доставлять в город дикий камень. Все суда, приходившие в Петербург через Ладожское озеро, все телеги, шедшие в город с товарами и продовольствием, должны были привозить камни. Суда - привозить (в зависимости от их величины) 30, 20 или 10 камней, телеги - по 3 камня весом по 5 фунтов (то есть 2 кг). С тех, кто не исполнял этого, взыскивали за каждый камень по гривне. Домовладельцы обязаны были мостить мостовую перед своими домами на сажень шириною, с 1718 года ширину мостовых увеличили еще на два аршина. И за всем этим следила, все контролировала полицмейстерская канцелярия. Дел полиции хватало! Скажем еще, что позже, в 1732 году, был издан указ, строго воспрещавший извозчикам и частным людям (под страхом жестокого наказания и даже смертной казни!) «резва» ездить по улицам, в особенности наезжать на кого-нибудь, давить или бить плетью... (Заметим, что вплоть До 1917 года извозчикам Петербурга - Петрограда запрещалось иметь при себе кнуты!)
С предписаниями полиции обыватели считались. Современник свидетельствует, что Девьер славился своей строгостью и быстротой в исполнении царских повелений. Городским жителям всех сословий он внушал страх.
Петр I внимательно следил за благоустройством своего «парадиза» («рая»), как он любил называть Санкт-Петербург, и не прощал малейшей провинности даже самому полицмейстеру Девьеру, которого очень ценил. Сохранилось свидетельство, что однажды Петр вместе с Девьером на своей одноколке подъехал к мосту через Мойку у Новой Голландии. Оказалось, что через мост переехать нельзя - кто-то украл из настила несколько досок. Петр изрядно, не медля, отколотил Девьера своей знаменитой дубинкой, приказал нуть доски на мосту и сказал:
«Это прибавит тебе памяти о содержании мостов, будещь сам все осматривать!» Потом дружелюбно кивнул Девьеру-«Садись, братец!» - и поехал дальше, продолжая прерванный разговор.
На полицмейстерскую канцелярию возлагалась ответствен-ность и за проведение ассамблей, которые обычно в зимнее время проходили в домах высокопоставленных петербуржцев Петр решил устраивать ассамблеи после того, как вернулся из Франции, где наблюдал непринужденные собрания французского «света». И по его приказу в 1718 году Девьер объявил об учреждении ассамблей, причем в извещении пояснялось, что «ассамблеи - слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное в котором доме собрание или съезд делается не только для забавы, но и для дела».
В допетровской Руси бояре и дворяне гостей принимали обычно лишь по праздникам, причем женщины, как правило, в мужское общество не допускались. И в песне пелось, что «живет моя отрада в высоком терему, и в терем тот высокий нет входа никому...» Учреждение ассамблей означало крутую ломку стародавнего быта. Ассамблеи были доступны для всех свободных людей. Хозяин дома, где проводилась ассамблея, не должен был ни встречать, ни провожать, ни угощать гостей. Он должен был подготовить помещение, еду и питье, шахматы, шашки (карты Петр не любил, в них на ассамблеях не играли), табак, трубки с лучинами. На ассамблеях присутствовали женщины. Важнейшим развлечением на ассамблеях были танцы.
Ассамблеи тщательно опекались полицией. Перед съездом гостей лично Девьер приезжал осмотреть пригодность и готовность помещения, за ним приходило несколько полицейских писарей, которые записывали имена всех приехавших на ассамблею.
В ведении полиции были печники и трубочисты - за осмотр каждой трубы и печи они получали по копейке с домовладельца.
Позже, в 1739 году, царица Анна Ивановна своим указом попрекнула петербургскую полицию за то, что она не смотрит за чистотой, дозволяет «мертвечине» валяться в черте города и не истребляет множества «непотребных собак», которые «бегают и бесятся». А собак таких, видимо, было много - одна из них забежала в императорский Летний дворец и, по словам указа, «жестоко изъела» там двух лакеев и младенца.
Остановим на этом рассказ о деятельности полицмейстерской канцелярии.
После перестройки дома № 42 в конце XIX века помещеия его первого этажа заняла ювелирная фирма Э. К. Шубер-а во дворе был магазин, где вела торговлю линолеумом фирма Викандера и Ларсона, а также контора живописца Гуджиари, который брался за декоративную отделку любых помещений - от квартир до церквей и театров. Тут же (в квартире № 28) подвизался посредник по продаже и покупке имений. Торговый дом Дельмас предлагал петербуржцам «гастрономию и питательные консервы», фирма Краус - оптические инструменты: от миниатюрных биноклей «Лилипут», умещавшихся в жилетном кармане, до огромных зрительных труб «Марс», фотоаппаратов, микроскопов. Здесь же размещался большой книжный магазин фирмы «Эггерс».
Перейдем к соседнему дому № 44... На этом месте в 1717 году был построен дом французского архитектора Ж..-Б- Леблона. Он строил в Париже и его окрестностях отели и замки. В 1716 году по приглашению Петра I Леблон приехал в Санкт-Петербург, где работал до конца своей жизни. Назначенный «генерал-архитектором», Леблон составил проект планировки Петербурга с центром новой столицы на Васильевском острове, со строго прямоугольной сеткой каналов и улиц. План этот был малореален, но Петр разослал оттиски этого плана по европейским столицам. Петр очень ценил Леблона и называл его «сущей диковиной». Леблон принимал участие в строительстве Петергофа, создании Летнего сада. Дом Леблона был небольшой, одноэтажный, на погребах, с тремя окнами на Мойку и шестью - на Большую Першпективную дорогу, как тогда именовался Невский проспект. Фасад дома Леблона был расчленен пилястрами, окна- обрамлены барочными наличниками. Здесь в 1719 году Леблон умер от оспы. После смерти генерал-архитектора дом его занял саксонский резидент генерал-лейтенант Лефорт, а после него, с 1733 года,- голландский пастор.